0
0

Путешественник Сергей Ермаков. По диким уголкам России. "Север и Дальний Восток мне ближе".

05.02.2019
12118

Интервью с путешественником Сергеем Ермаковым.

«А почему же я так не путешествую?!» — задала себе вопрос 80-летняя знакомая Ермаковых, насмотревшись фильмов Сергея. Купила себе надувную лодку, внук забросил её на речку прямо до воды, а потом забрал в низовьях, после того, как она сплавилась в одиночку.

Сергей Ермаков отправляется в путешествия на несколько месяцев. Поэтому чаще всего путешествует один. «А кого можно найти в попутчики на такой срок?» — резонно спрашивает он. Бывает, что в путешествие с ним отправляется и его жена. Нинушка, как ласково называет её Сергей. Бывшие советские геологи, они привычны к жизни в тайге.

Три-четыре месяца в одиночку, в автономном режиме, без связи, с продовольствием на весь маршрут. Как это удаётся осуществлять Сергею?

Мало того, что он проникает в дикие уголки России, проходит больше тысячи километров за маршрут, он ещё и снимает там многосерийные фильмы про свои странствия. На его канале в ю-тубе уже 20 тысяч подписчиков. Сергей отличный комментатор. И когда смотришь его, порой, часовые фильмы, они не кажутся затянутыми. Они создают эффект присутствия, и ты сам как будто идёшь вместе с главным героем (или героями) по тайге, плывёшь на лодке, поднимаешься на гору.

«Вот какие фильмы надо по телевизору показывать!» — один из стандартных отзывов от зрителей Сергея. Без спонсоров, без какого-то особого снаряжения, в обычной клетчатой рубашке Сергей поднимается на высшие вершины хребтов.

«Из тайги надо выходить, когда тебя зима выгоняет, — говорит Сергей, — а пока есть возможность, надо там жить спокойно».

— В какие места ты любишь ходить? Какие районы тебе больше нравятся?

В нашей стране мне нравятся практически все места. Дальневосточные районы, весь Север. Единственно, где я не бывал, это Черноморское побережье нашей страны. Там как-то слишком много народа, слишком всё обжито. Поэтому Север и Дальний Восток мне ближе.

— Знаю, что ты отправляешься в путешествия на очень длительный срок. Это автономные путешествия. То есть это не то, что тебя где-то ждут какие-то заброски продовольствия, какая-то помощь. Ты несёшь с собой на 3−4 месяца запас продуктов, лодку. Как тебе всё это удаётся осуществлять? Причём в одиночку. Поделись стилем своих походов.

Взять с собой продовольствие на несколько месяцев возможно, если ты двигаешься на лодке. То есть, если нужно подойти к горам на длительный срок, разумеется, нужно брать лодку, такую, к которой привык человек. Погрузить в неё энное количество продуктов, снаряжение и подниматься вверх по реке, как это называется «бечевой». Подняться на вёслах — это сложнее, ну а тянуть лодку за верёвку вполне возможно. Соответственно, я исхожу из того, что беру продуктов килограмм в день (в спортивные пеше-водные и горные походы берётся примерно 500 грамм на человека в день — прим. ред.). Многие надо мной смеются по этому поводу, но я люблю хорошо кушать и считаю, что на сытый желудок природа выглядит лучше.

Соответственно, поднимаясь вверх к горам с лодкой, я оказываюсь уже в достаточно удалённых местах с запасом продовольствия. У меня хорошее снаряжение, палатка с печкой. Теперь я ещё приобрёл солнечную батарею, чтобы заряжать камеру. И в принципе я не вижу в этом особых сложностей. Главное, чтобы погода была хорошая.

— Многие интересуются, какая у тебя модель камеры?

Камера у меня SonyCX400E. Правда, сейчас такую модель, похоже, уже не выпускают.

— Какой груз у тебя получается на старте? Ты же не можешь это в одну ходку поднять. Сколько килограммов набирается?

В одну ходку, разумеется, нет. В последний раз, когда я ехал на Сунтар, у меня было 120 кг груза. Из них — 70 кг продовольствия. Вышло на два с половиной месяца. Соответственно, к тому моменту, когда я подхожу к горам и мне надо переваливать, продуктов остаётся меньше, потому что на подъёме я ими питаюсь.

Когда я переваливаю в другую речную систему, я делаю несколько ходок. Скажем, две или три. Бывает иногда даже четыре. Но я считаю, что лучше распределять груз на несколько маленьких частей и не надрываться. Сделать лишнюю ходку через перевал, нежели взять на плечи 45−50 килограммов и ничего вокруг больше не видеть, кроме того, что под ногами. В результате этих нескольких ходок оказываешься с другой стороны хребта с солидным запасом продовольствия, с хорошим снаряжением, с лодкой и с неограниченным запасом времени.

— Знаю, что ты не берёшь с собой никаких средств связи. То есть твои путешествия автономны не только по продовольствию, но и ты не связан никак с внешним миром. Нормально ли ты себя ощущаешь без такой подстраховки. Почему не берёшь спутниковый телефон с собой, к примеру?

Я как-то об этом думал. Ну, могу я позвонить по спутниковому телефону жене и сказать, вот я здесь помираю. И что от этого, скажем так, изменится? Я вообще не заморачивался над этой проблемой.

Интервью с путешественником Сергеем Ермаковым.

— Ты и твоя жена Нина — бывшие геологи. Расскажи, с чего началась твоя практика путешествий?

Собственно говоря, сама геология началась с путешествий. В геологию я пошёл с точки зрения того, что можно будет путешествовать, а не с точки зрения того, что надо будет заниматься геологией. А в советское время это была единственная возможность путешествовать. Нельзя было не работать 4 месяца и куда-то поехать. За это ещё могли и посадить, в ту же самую тайгуJ

Поэтому я и пошёл в геологию, именно для того, чтобы путешествовать. А когда государственная геология наша накрылась (где-то в 91-м году последний раз ездили в экспедицию), пришлось ездить самому.

— В каких местах проходили твои основные геологические работы? Какую практику ты там получил?

Основное время я работал в Аэрогеологии на Дальнем Востоке в Охотском районе, соответственно, основную практику таёжную, устройство быта и в принципе передвижения по тайге — это всё я получил в Аэрогеологии. До этого я в советское время успел много где поработать: под Магаданом, на Памире, в Читинской области. В то время много где работали.

— Можно сравнить геологическую жизнь с той жизнью, которую ты сейчас проводишь в путешествиях?

Нет. Абсолютно. То есть это две принципиально разные вещи. Работа в геологической экспедиции — это тяжёлый кропотливый нудный каждодневный труд. А в походе я предоставлен сам себе, никто не ждёт от меня отчёта, результатов и сроков. Это совсем другое.

— Как ты сейчас зарабатываешь деньги на путешествия? Чем ты занимаешься? Какая у тебя специальность?

У меня столько специальностей — дома корочек целая пачка. А вообще-то я работаю плотником, строю дачи. Соответственно, я работаю зимой и собираю деньги на лето. Все мои походы обеспечены, мягко говоря, мозолями на руках. Деньги мне не падают с неба. Я ничего не сдаю, не получаю никаких дивидендов, деньги зарабатываю трудом.

— Вот в одиночку ты ходишь, почему так получается? Тебе нравиться одному, не скучно ли тебе так долго находиться в одиночестве?

А ты можешь поехать на четыре месяца? Если бы был напарник, который мог бы со мной поехать, и он бы меня устраивал, то да, можно было бы идти с ним.

— Чем отличаются твои путешествия от спортивного похода?

Собственно говоря, всем. Нет срока, то есть не нужно никуда спешить, нет обратного билета, то есть когда я приеду, это не принципиально. Главное, чтоб еды хватило. Я возвращаюсь домой, когда меня выгонит зима. Спортивный поход — это же не так. Мне не нужно пробежать определённое количество километров. Опять же, у меня нет никакого графика и предварительного плана, а он только приблизительный. То есть, двигаясь по маршруту, ты вдруг узнаешь от оленеводов, что где-то в стороне есть что-то интересное — всегда можно сделать туда выход или изменить маршрут. А в спортивном походе, как я понимаю — такого нет (правда, я в них никогда не был, но думаю, что это так).

— Для тебя путешествия — это обычная жизнь, только на природе? Это, наверное, главное отличие от спортивного туризма.

Совершенно верно. Я там просто живу. Ничего не добиваюсь, не доказываю, никуда не спешу.

— И питаешься обычной едой, как я понимаю. То есть ты не берёшь какие-то специальные сублиматы…

Нет.

— Что же ты берёшь с собой?

Сахар (я люблю сладкое) — это раз.

Мука, крупа, макароны.

Ну и, собственно, приправы всевозможные.

Масло сливочное в пачках укладываю в пластиковый контейнер, который герметично закрывается. И можно хранить его очень долго, ничего не тает.

— Ну а там уже рыбалка, охота?

Это — как дополнение. То есть никогда нельзя рассчитывать на удачную рыбалку и тем более на охоту, потому что этого может не быть. Продуктов всё равно должно быть достаточно. А уже плюс к этому, конечно, можно порыбачить и поохотиться. Это разнообразит рацион. Когда я был на Путоранах, то у меня крупы килограммов 10 осталось, потому что было много рыбы. Ну, а если бы её не было?

— Расскажи о запомнившихся, интересных моментах твоих путешествий. Уникальные встречи или экстремальные ситуации. Мамонтов, может, находил?

Мамонтов не находил. Но вот если в тех вскрытых ледниках, которые я видел на Сунтар-Хаята, порыскать, то, наверное, можно чего-нибудь интересное найти. Мамонты, они севернее, это устье Лены. Там в грязи копают бесконечные бивни мамонтов. Но я там не был. Там торговля этими бивнями поставлена на поток, так что делать там нам нечего.

А так — все события интересны и их много.

— Ты берёшь ружьё. Были у тебя встречи с белыми медведями? Или только с бурыми? Приходилось ли тебе стрелять медведей для защиты.

С белыми не было. В тех краях, где я бываю, там, к счастью, нет белых медведей. С бурыми — приходилось. Обычный бурый медведь — он старается уступить дорогу человеку. Но бывают, конечно, исключения. И на Дальнем Востоке, там ружьё, конечно, обязательно нужно. Потому что бывали случаи, когда за один день на лагерь выходило порядка восьми медведей, я специально считал. Как правило, они, увидев человека, увидев палатку, дым, услышав выстрелы — уходят.

Интервью с путешественником Сергеем Ермаковым.

А так, два — три за день встретить — это обычное дело. Один раз на Охотском побережье загнал меня на дерево медведь. Деваться было некуда, пришлось его убить.

— Почему медведи бывают такие агрессивные?

Как и люди. Это характер. Один человек спокойный, а другой сразу лезет в драку. Вот и всё. Сколько медведей, столько и характеров.

— Ну а к палатке так, обычно, они не подходят? Не беспокоят вечером или утром?

В походах — нет, не беспокоят. Обычно они стараются обойти стороной. Как-то утром один подошёл, но увидел, что человек живой, шевелится и ушёл. Были случаи, когда я буквально чуть не наступил на медведя, и то, он выскочил из-под ноги и удрал. Лежал на жаре в луже на тропе и, видимо, спал. Это ещё в экспедиции было, а мы шли в маршрут, несколько человек. Я уже ногу над ним занёс, когда он учуял. И всё, удрал, треск был за ним по лесу. Хорошо, если бы все они так себя вели.

Интересно, что ты не пользуешься авиацией. И чтобы заброситься на хребет Сунтар-Хаята, к примеру, ты от железной дороги сплавлялся сначала по Алдану. То есть для обычного человека уже сплав по Алдану — это целое путешествие, целый месяц сплава.

Интервью с путешественником Сергеем Ермаковым.

река Алдан

Ну, не месяц, там 17 переходов получилось и заняло всего три недели. Ничего особенного. А чего там сплавляться-то? В Томмоте подъехал к воде, рядом магазин, всё погрузил в лодку и вперёд вниз. Через три недели уже в Хандыге. Там же нет ни порогов, ни каких-то завалов, ничего сложного. Просто плывёшь вниз и всё. И сам по себе сплав по Алдану по хорошей погоде, в общем-то, интересен. Хорошие виды, тепло, солнце. Ближе к Хандыге вода прогревается, можно искупаться, кое-какую рыбку половить. Щука, карась там попадается на спиннинг. А потом сильно рано приехать в Хандыгу и отправляться на хребет Сунтар-Хаята — так там ещё снег будет. А начинать путешествие в середине лета тоже нелогично: лето-то надо использовать полностью.

Интервью с путешественником Сергеем Ермаковым.

— Снаряжение у тебя всё в основном самодельное? Ты не пользуешься каркасными дуговыми палатками?

Это экспедиционная практика — обычная палатка домиком. Только тент я к ней придумал. Она очень удобна, то есть брезентовая крыша и печка в палатке, они дают очень большой комфорт. В моей палатке, если в неё залез под дождём, весь мокрый, то через час штормовка высыхает. Полностью. При том, что на улице дождик не кончился, он так же и льёт. И даже если выпал снег, в палатке всё равно плюс. Можно сидеть в майке, пить кофе на этой же печке приготовленное, а на улице пусть твориться чего угодно.

— Бывало, чтобы у тебя срывало палатку, промокало насквозь снаряжение. Какие-то случаи были, так скажем, экстремальные.

Таких эксцессов не было. Лагерь стараешься поставить обязательно в лесу. Если в тундровой зоне, то где-нибудь за пригорком, за скалой, чтоб не дуло, не трепало палатку. А при наличии печки всё можно высушить. А палатка у меня не промокает. Даже без тента брезент не промокает. У него замечательное свойство — он выводит влагу из тёплого помещения наружу, в холодное. Поэтому в палатке всё сохнет. Иногда, когда сильно затапливаешь, и всё в палатке мокрое, развешено под коньком, прямо видно, как пар идёт сквозь брезент. А если ещё сверху поставить тент из современного синтетического материала, то, в принципе, очень комфортно. У меня стенки палатки плотные, это не марлёвка какая-нибудь, их не продувает. Даже при сильном ветре в палатке тепло и не дует.

— Сколько ты берёшь с собой коробков спичек, или зажигалок? Чем ты пользуешься?

Один коробок спичек на четыре дня. Это стандартный экспедиционный расчёт. Храню их в контейнере для СВЧ, как и масло сливочное. Плотненько туда всё укладываешь, и не промокает. А расходный коробок в целлофан и в карман. Последний раз я ещё приспособил жестяные коробочки от драже, они точно по размеру со спичечный коробок. Они промокают, но не мнутся, то есть их невозможно раздавить. Оказалось, очень удобно.

— Сейчас в магазинах появились всяческие огнива, для выживания. Ножом по ним водишь и сноп искр. Как ты к ним относишься?

Никак не отношусь. Я же не выживанием занимаюсь. Я на отдыхе, поэтому пользуюсь спичками.

Слышал историю, как один парень пошёл в поход и взял с собой горелку с пьеза поджигом. И больше ничего для разведения огня не взял: ну зачем, есть же пьеза! Через несколько дней этот поджиг сломался. Когда парень вернулся, то главным выводом, который он сделал, было: «Ребята, берите с собой в поход спички!»

— Люди многие говорят: Ну как же пойти в поход — это надо сколько на снаряжение потратить, на дорогу, билет на самолёт… А можно, оказывается, ходить и более экономно, бюджетно.

Штормовка у меня брезентовая, рубашка обычная. Да, то есть в чём я здесь сижу, так я и иду в поход. Никакого особенного снаряжения у меня нет. Те же ботинки, в которых я хожу в городе, в них и еду в поход. Единственное, ещё я к ним беру болотники обычные резиновые, чёрные. Я считаю, они самые удобные. Вот, собственно, и всё. Никаких горных ботинок не использую.

Ничего супердорогого и суперсовременного не нужно для таких путешествий. Оленеводы, они всё время в тайге. Посмотри на них — он одет в пиджак и обычные штаны. И болотники. Зачем ему пиджак? Ну, ведь в нём тоже можно ходить. Если он есть, зачем что-то ещё. Ничего особенного. И плащ, наверное, с собой у него есть. Всё.

Понятно, если ты на Эверест лезешь, там без особого снаряжения не обойтись.

Интервью с путешественником Сергеем Ермаковым.

— Какая у тебя лодка?

Лодка у меня достаточно большая, но не самодельная. Чтоб в неё влезло много продуктов, снаряжения, чтобы в ней было удобно. Лодка из ПВХ, «Пеликан» называется, а вторая, на двух человек, она склеена на заказ в Уфе. Там порядка сорока сантиметров баллоны в диаметре. Заказывал только корпус! Леера, крепление сидений, фартук, и т. д, делаю сам. Размер 3,5×1,3, весу получилось вместе с сидениями 20 кг.

Интервью с путешественником Сергеем Ермаковым.

— Когда-нибудь были перевороты на твоей лодке?

Нет. Любой переворот для меня — это очень печальное явление. Потому что в лодке у меня просто всё лежит разложенное, опять же, ружьё там. Поэтому я в стремнину не лезу. Если я вижу на реке буруны и есть возможность провести лодку вдоль берега, то я так и делаю.

А печка у тебя самодельная. Интересной конструкции. Если люди заинтересуются, где можно посмотреть её модель — ты же выкладываешь и фотографии, и фильмы. У тебя замечательный канал, где ты делишься с людьми своим опытом.

Канал на ю-тубе. Называется Странник 1959. Там есть ролик «Моё снаряжение». И в нём описано устройство палатки и печка, и всё остальное. А на яндекс-фотках есть несколько снимков этой печки с описанием.

Интервью с путешественником Сергеем Ермаковым.

Самое интересное, когда я выложил на яндекс-фотках эту печку, её конструкцию, описание, то через месяц она появилась в продаже, называется «Пошехонка». Это не реклама, но, тем не менее, почти один в один — моя печка. Самая маленькая их модель — это она и есть. Так что теперь её и делать не надо. И даже если мне понадобится новая, я пойду и у них куплю. Чтобы не делать печку на письменном столе, как я обычно дома делал.

У тебя очень много фильмов. Перечисли вкратце, в каких районах ты был и снимал фильмы.

Несколько путешествий — по хребту Сунтар-Хаята. По Кольскому полуострову.

По БАМу есть несколько фильмов — на Каларском хребте. В районе Новой Чары, в основном. Некоторое количество фильмов по сплаву по Подмосковью, на майские я обычно езжу дней на десять.

-Ты готовишься в путешествие заранее? За год, например?

Нет. В принципе я всегда готов отправиться в те районы, где был, там уже готовы картографические материалы. И никаких других проблем нет. Снаряжение тоже всё есть. То есть надо просто собраться и купить билет. На всё это уйдёт несколько дней буквально.

— Ты пользуешься спутниковым навигатором, картами?

Я пользуюсь бумажными картами и компасом.

—  Как ты хранишь карты в походе?

С трудом, скажем так. То, что печатается на принтере, к сожалению, от воды расползается, поэтому приходится упаковывать как следует в целлофан, в герму. Тем не менее, ламинировать карты я не хочу, потому что иначе на них нельзя возить карандашом, а я очень люблю всё это размечать, наносить маршрут, подписывать всё.

Интервью с путешественником Сергеем Ермаковым.

Это называется факт. мат. То есть это та информация, которая добыта непосредственно в походе. Её не восстановить просто так.

— Если бы не закончились полевые работы в геологии, ты бы стал таким путешественником?

А как? Я бы работал.

— А тебе больше нравится та жизнь, которая сейчас у тебя? В геологии всё-таки работать на какую-то общую цель. А сейчас? Правда, ты для всех снимаешь фильмы.

Я бы и в геологии делал фильмы для всех. Они получились бы нисколько не менее увлекательными, а даже, я думаю, более. Там специфика своеобразная. То есть, если бы работа продолжалась, я так бы и работал. А представляешь, сколько преимуществ? Тебе бы дали снаряжение, тебя забросили вертолётом в тайгу. У тебя продукты мешками, ящиками. То есть, ты не маленькую герму муки берёшь, а семидесятикилограммовую упаковку обычную.

— Расскажи, какие были заброски в геологии. Как вас перебрасывали с места на место, как обеспечивали продуктами.

Вертолёты Ми-8 забрасывали. Обычно отряд четыре человека грузится в вертолёт и, соответственно, берут продуктов на всё лето сразу с собой. Палатки, печки — всё это добро. То есть вертолёт берёт две тонны, соответственно берёт весь отряд полностью. «Выкидушка» так делалась: двухсотлитровая бочка открывается по периметру зубилом или топором, как консервная банка, туда складываются продукты, палатка, ещё чего-нибудь. Всё это закрывается, через дырки завязывается стальной проволокой и вертолёт попутно, высаживая отряд, в нужной точке сбрасывает эту бочку. То есть он садится, выкатываешь бочку, привязываешь её к дереву, чтоб медведь не утащил — и вертолёт улетает. На карте ставится точка. Потом из отряда туда приходит два человека и отрабатывает вокруг определённый участок. Это называется «выкидушка».

— Вам приходилось сплавляться во время геологической работы?

Нет. Там были отдельные отряды, которые работали при реке. У них обычно были несколько лодок-пятисоток. Они сплавлялись, но я этим не занимался. Мы работали в горах, как правило, высоко.

— Как я понимаю, в путешествии ты идёшь только в хорошую погоду, а непогоду пережидаешь? Что ты делаешь в это время?

Конечно, в хорошую, я же не ограничен во времени. Я беру с собой электронную книгу, это неистощимый источник литературы. Лежишь в тёплой палатке, пьёшь кофе, читаешь книгу, а там барабанит дождик, плюс два. Ну и фиг с ним, через несколько дней пройдёт, вылезет солнце и можно двигаться дальше. Это не спорт, это отдых.

— Сможет любой человек, если захочет, пройти по какому-нибудь маршруту по таёжной, тундровой зоне? Что для этого нужно?

Желание нужно однозначно. Конечно, сразу человек, который никогда дальше порога не выходил и живёт по схеме «квартира-машина-офис», — я не думаю, что он сразу пойдёт в тайгу куда-то далеко. Опять же, какое-то призвание к этому нужно.

А подъехать к реке, надуть лодку и отправиться в путь — это может, в принципе, любой. Ничего особенного в этом нет. На майские праздники ведь много народа ходит по рекам. Сплавляются с отдыхом до ближайшей станции.

— Мог бы назвать свой любимый уголок в России? Куда бы тебе ещё и ещё хотелось попасть?

Интервью с путешественником Сергеем Ермаковым.

Каларский хребет

Мне много чего нравится, но нельзя объять необъятное. Не забывай, что наша страна — это всё-таки седьмая часть суши. Я бы с удовольствием поехал бы ещё на Сунтар, на Каларский хребет, на Шантарские острова, на плато Путорана. Все эти места мне очень нравятся. Плюс, часто я бываю на Белом море, где мне тоже очень нравится.

Бывает, вы ведь ходите вместе с женой. Гребёте, под снег попадаете, вместе переносите грузы. И читаешь иногда комментарии к твоим фильмам, а там люди говорят — Ну, да, смотришь, и за кадром проскальзывает, что бывают моменты, когда жена говорит: «Давай в следующем году в Турцию, или в какой-нибудь экзотический тур отправимся». Действительно, такое бывает? Хочется ли твоей супруге в Турцию? Или ещё куда-нибудь в Европу?

Может ей и хотелось когда-нибудь, но она никогда не просила. Она тоже любит нашу природу, тайгу. Мы же всю жизнь работали в тайге.

Интервью с путешественником Сергеем Ермаковым.

Белое море.

У вас есть избушка на Белом море, и вы иногда целое лето там живёте. Обычно люди ездят на садовые участки, где у них сад, огород.

Да, мы немножко далековато дачу заложили. А так, в общем, там хорошо. Рыбалка, баня, грибы, ягоды. Малина у меня там на скалах растёт. Всё дикое, сами мы ничего не выращиваем. Мы пытались, но за много лет у нас один раз выросла редиска.

Каждому — своё. Я знаю таких людей, которые всю жизнь ездили в экспедицию, а потом у них появилась дача, когда всё это развалилось. И они поняли, как это всё интересно, что вот — раз — и всё выросло! Ничего не было, он посадил — и всё цветёт. И столько плодов всяких. Я их отлично понимаю. Так что не надо всем внушать, что надо всё бросить и ломануться в тайгу. Одним это нравится, а другие считают, что это полный бред. Так что кесарю — кесарево.

Когда я смотрела, как ты ходил на ледники Мус-Хаи, меня очень потрясло то, что ты реально первый раз надел кошки, взял ледоруб. То есть ты никогда в жизни до этого не ходил по ледникам и тут вышел, и у тебя были впечатления, как у ребёнка, который первый раз что-то увидел.

На самом деле тебе не страшно было первый раз, без опыта, одному выходить на ледники. Ты действительно не тренировался до этого?

Нет, я не тренировался. А где можно тренироваться на леднике? Пошёл в магазин, купил самые простые кошки, которые можно надеть на любую обувь, в том числе на болотные сапоги. И ледоруб. Я прочитал, что нужно брать его по размеру, по высоте. Ну, я взял самый длинный, чтобы можно было ходить и как на тросточку опираться. И оказалось очень удобно.

— То есть ты первый раз надел кошки, прошёл ледники, взошёл на вершину Мус-Хаи — так, запросто, как ни в чём не бывало…

Правда, я один раз попробовал их в парке пионеров и школьников. На ледяной горке. Я пришёл туда, надел их на ботинки, и все стоящие вокруг смотрели на меня, как на дурака, когда я по этой горке пытался подняться. Это была единственная тренировка. Минут пятнадцать, наверное.

А когда я вышел на лёд ледника, он же был пологий. Но я сразу надел кошки и пока дошёл до крутых участков, как раз и натренировался. Привык и понимал, что вот здесь уже, например, можно споткнуться. Не раз зацепился ими, пока привык к этому. Один раз упал — на ровном месте, шагнул вбок и тут же шлёпнулся. То есть навык, конечно, нужен.

Интервью с путешественником Сергеем Ермаковым.

— Твоя работа в геологии всегда проходила в лесной зоне. То есть ты не имел опыта пользования газовой горелкой. И когда ты планировал восхождение на Мус-Хаю, ты ещё приобрёл и горелку.

Совершенно верно.

-То есть ты не получил опыт в какой-то туристской группе, не прошёл маршрут по безлесной зоне, а просто сам один с этой горелкой вышел, поджёг её и всё.

Насчёт того, что всё было нормально, это не совсем так. То есть я сдуру взял 95-й бензин на мультитопливную горелку. Видимо, этого делать не надо было. То есть каждые два дня там забивался канал — испаритель. Его надо было чистить. В конце концов он забился так, что прочистить его не удалось. Я на сырых макаронах добрался до лагеря. До ближайшего леса день пути — до дров, где я мог нормально поесть. Тем не менее, когда я пришёл в лагерь, я развинтил её, насколько мог, отжёг в своей печке обычной в течение трёх часов. Она аж малиновой накалилась. Так как никаких пассатижей у меня не было, то конец тросика, которым надо прочищать этот канал, я зажал в замке ружья (там очень сильный получается рычаг), и, соответственно, вытащил. Оттуда высыпался какой-то порошок, я её прочистил, и она дальше работала. Это меня сильно насторожило. Потому что остаться где-то наверху, на ледниках без горелки — это очень печально, когда до ближайшего леса несколько дней пути. Очень неприятно.

— Бывали ли у тебя случаи, чтобы ты голодал?

В первое наше путешествие на Путорана, втроём ездили мы с Нинкой и другом моим. Две недели мы не ели практически ничего. Потому что была Перестройка, и в Москве уже были продукты, а в Норильске ничего не было, всё было по талонам. И мы сдуру рассчитывали на рыбалку и на охоту. Рыбалка была, но слабенькая, охота тоже. И есть было нечего. Впечатление были ещё те, никому не пожелаю. В конце концов мы вышли к местным рыбакам и чуть не померли от обжорства. Есть после такого голодания много было нельзя, а не есть было совершенно не возможно. Мы съели всё, что было приготовлено на целую артель, и чуть не загнулись.

— Ты когда-нибудь заблуждался в лесу?

Никогда. Я же хожу в гористой местности. Там сложно заблудится. То есть если ты не знаешь, где ты — приподнялся немножко на склон и всё же видно вокруг. Я понимаю тех, кто путешествует, скажем, по Архангельской области, где-нибудь в районе Печоры, где 100 километров строевого леса и ни одного пригорка. То есть я их понимаю, они ходят с GPS. А в горах или по реке — в этом нет совершенно необходимости. Был интересный случай, когда у меня жена потерялась. По Эймнаху (на БАМе) мы поднимались вверх по тропе. Я впереди, она сзади. Регулярно оглядываюсь, никуда не делась ли она. Оглядываюсь — нет её. Подождал — нет. Прошёл немного назад — тоже нет. Влез на пень, огляделся — нет. Бросил рюкзак и стал нарезать круги по расширяющейся спирали. А потом вдали впереди услышал отдалённый свист. А там была развилка троп, она задумалась, пошла не по той, потом решила, что я рванул вперёд, прибавила шагу (а ходит она хорошо), а когда опомнилась — мужа нет, кругом тайга и что делать — непонятно. Благо, что она хорошо свистит. Свист очень далеко слышен, отдалённый, чёрт знает где. Так я её нашёл. А так, в принципе, там долина широкая, кругом строевой лес, и найти человека в этом лесу — это как иголку в стоге сена.

— Как-то раз ты серьёзно повредил ногу, и пришлось ждать, чтобы она зажила.

Споткнулся на стойбище заброшенном, за корень, что ли, зацепился, прыгнул вперёд и пятку повредил. Сильная боль, кое-как до лагеря дохромал и несколько дней жил, пока всё не прошло. У меня же продуктов много.

А когда последний раз мы с Ниной ходили, я коленкой упал на камень и распорол её до кости. Было видно, как в дырке прямо ходит коленная чашечка туда-сюда. 10 дней понадобилось для заживания, жили на лагере. Потом всё зажило. Зашивать не стали — если зашить и внутри накопится гной — может вовнутрь воспаление проникнуть.

Интервью с путешественником Сергеем Ермаковым.

— А что ты берёшь в аптечку?

Бинт, анальгин, мазь Вишневского, то есть такие, заживляющие вещи. Стрептоцид там, какой-то. Даже не знаю, что ещё. Это Нинка собирает. Если я еду в поход — она мне собирает. Это её задача — чтоб я вернулся живой.

— Ты попадал когда-нибудь в лесные пожары? В дым, когда дышать невозможно.

Попадал только в дым, но не такой, чтоб дышать невозможно. А в такой, что солнца не видно, попадал. С Маймакана переваливал на Учур по маленькой речке, лодку за собой вёл. И пригнало дым настолько плотный, что метров 10, и ничего не видно. Само по себе и ничего, но надо же ночевать, а вдруг пожар ночью подойдёт? Очень неприятно было — когда не знаешь, откуда может прийти опасность. Но на следующее утро поменялся ветер — и всё, кристально чистое небо.

— Были моменты, когда тебе было бы страшно? Страхи какие-нибудь в путешествии у тебя бывают? Может подсознательные какие-нибудь.

Да нет.

— Неужели никогда ничего не боялся?!

Сергей надолго задумался, потом вспомнил:

Было страшно, когда на меня бросалась медведица. Это я спускался по реке Юдоме, и там в протоке медведица с медвежонком кувыркались. Я остановился, ждал-ждал, пока они оттуда уберутся (они меня не видели). Думаю, ну ладно, краешком проплыву. И когда я подплыл близко, тут она меня и увидела.

— То есть это было именно на воде?

На воде. Она бросилась, и меня спасло, собственно говоря, то, что там, где я плыл, было глубоко. Она бежала по мелководью и потом — у-ух! — в воду. А в воде она же медленнее. Потом она, видимо, поняла, что я ей не угрожаю и развернулась.

— А ты уверен, что это было реальное нападение, а не так называемый «ложный выпад». Чем реальное нападение от выпада отличается?

Нет, ложный выпад не так выглядит. Когда я спускался по Алдану, поднимался там на Кыллахский хребет. Хорошее место такое. Совершенно ровный отрог, низкая травка, кое- где сосёнки стоят, и тропа по верху идёт, соответственно, медвежья. Иду по тропе, вдруг медведь спереди вскочил и убегает. Думаю, какой-то маленький медведь. Тут рядом из тенёчка встаёт мамаша. Здоровенная! Бывают мамонты — вот это он и есть. Спросонья совершенно. И она делает в мою сторону несколько шагов (то есть не галопом мчится), и смотрит на меня в надежде, что я испугаюсь. Вот если в этот момент испугаться и кинуться бежать, она бросится, однозначно совершенно. Или сделать какие-то движения. То есть ты стоишь, замер и всё. Ты не должен представлять опасности для её медвежонка. Она за своего медвежонка ничего не боится. Её нельзя напугать. Если она видит, что ты не шелохнулся, она уходит потихоньку, постоянно оборачиваясь. Такие случаи были неоднократно.

Напугать можно медведя, нормального. Он пугливый, не будет связываться, убежит. Медведь, он старается уйти. Он тебя увидел и ему главное лицо сохранить. То есть не просто убегать. А так спокойненько, что я, мол, тебя не вижу, мимо тут пробегаю.

Но медведицу с медвежонком напугать невозможно.

— Какие правильные действия человека, на которого нападает медведица?

Стоять смирно. И можно поорать на неё. Но не убегать.

— Многие спрашивают, а вдруг аппендицит, или ещё что-нибудь экстренное. Ты реально никогда не боялся за своё здоровье?

Мой знакомый один мне говорит: «С возрастом в организме когда-нибудь всё начнёт сыпаться. Как можно, там, куда-то ехать».

«Хорошо, — отвечаю я, — поставь палатку возле поликлиники и жди, когда всё начнёт сыпаться».

Даже в экспедиции народ особо не болел. То ли люди в основном здоровые, то ли эта экстремальная работа, она подстёгивает организм людей к нормальной работе.

- Но ты говоришь, что путешествие для тебя — это жизнь, а не какое-то экстремальное событие. Или это, может, для тебя, а организм твой работает на некотором таком экстремальном режиме.

Что там делает организм, я не знаю, а мне в походе хорошо. Как уж будет организм справляться с трудностями — это его дело. Главное его кормить и не перенапрягать.

Интервью с путешественником Сергеем Ермаковым.

— Как ты печёшь лепёшки? Сколько на это уходит времени?

Это дрожжевые лепёшки. Надо подождать, пока подойдёт тесто. Обычно я днёвку устраиваю.

На килограмм муки один, а лучше два маленьких пакетика сухих дрожжей французских «Саф-Момент». Беру с собой ведро пластмассовое, в нём замешиваешь и в тёплую воду. Получается с десяток таких приличных лепёшек.

— На сколько их тебе хватает?

На три дня.

— То есть через три дня у тебя опять днёвка, и ты печёшь?! Даже, если хорошая погода?

Да, обязательно. Редко, очень редко бывает, когда я двигаюсь подряд четыре дня или больше. Дожди, они не входят в днёвку, это вынужденная остановка, помимо днёвки.

За лето, за эти три или четыре месяца, у меня получается где-то порядка тридцати ходовых дней, не больше.

Днёвка — это ты не просто стоишь на месте, не просто занимаешься хозяйственными делами. Испечь лепёшки занимает пол дня, а в остальное время ты можешь сходить куда-нибудь налегке. Можно подняться на соседнюю вершинку, поснимать что-нибудь. Это, в принципе, тоже отдых. Если конечно не восхождение какое-то делать бешеное. Самые интересные кадры выходят, когда ты идёшь налегке. Поэтому надо меньше передвигаться с грузом, больше делать остановок и больше ходить налегке. И тогда больше увидишь, даже если пройдёшь в результате меньшее расстояние. Ты можешь тысячу километров пробежать и видеть только эту линию и свои ботинки. А можешь пройти сто, а увидеть и наснимать очень много всего интересного.

— А ты заранее намечаешь те вершинки, на которые будешь подниматься на днёвках?

Нет, это экспромт. Я заранее намечаю приблизительно основной маршрут. Правда, и основной маршрут может меняться. А уж куда с него сходить и посмотреть что-то — это по месту решаю.

— Ты зимой как-то поддерживаешь физическую форму, тренируешься? Помимо плотницкой работы.

Да, брус потаскаешь — уже натренируешься. На лыжах в Подмосковье езжу, когда дома сижу. Но это не пробежка, это обычное хождение, то есть не больше тридцати километров за день. Лыжня под Абрамцево хорошая, делаешь там круг как раз на тридцать километров. С обедом, с костром, не спеша.

Зарядку с утра делаю, есть у меня гантели, турник. Форму я поддерживаю для работы, именно в перерыве между работой. Потому, что на работе я должен быть в форме.

— В молодые годы, работая в экспедиции, вы как-то отреставрировали старый корабль и на нём путешествовали. Что это была за романтическая эпопея?

Интервью с путешественником Сергеем Ермаковым.

Корабль нашли на берегу Олёкмы в посёлке Куду-Кюель (это единственный посёлок на Олёкме). Это был буксирчик метров 8 длиной, на нём были дырки всякие. Я сходил в администрацию посёлка и мне сказали: «Да забирайте, хлам этот!»

Мы его починили, спустили на воду, повесили на него мотор «Вихрь», сделали каюту, поставили мачту с парусами. (Да, в экспедиции я и научился плотницкому делу).

По Олёкме, затем по Лене мы сплавились практически до Якутска — порядка 600 километров. С работой, разумеется. И плавали по Лене.

Вот какая была работа в Советское время!

— В своих путешествиях ты делаешь радиальные или кольцевые выходы к старым месторождениям, в места, где сохранились керны. Для чего ты это делаешь? Из интереса, что-то реальное там отыскать?

Нет, ничего реального. Просто у любого похода, который сам по себе бесцелен, должна быть какая-то цель. Соответственно, цель эту надо придумать. Чтобы не просто делать радиалку на 60 км, а идти к какому-то заброшенному месторождению. Просто посмотреть, а вдруг там что-то интересное. Это уже достаточно определённая цель. То же самое, когда на майские праздники сплавляешься — просто сделать выход и походить по дорогам — это одно, а сходить точно также, но в магазин и купить себе курицу — это уже цель, это уже интереснее.

Если ты приходишь в старый старательский посёлок в тайге, там, конечно, интересно полазить по этим старым избам. Но, как правило, в них ничего интересного нет.

Интервью с путешественником Сергеем Ермаковым.

Мраморное. Первый урановый рудник

Вот в ущелье Мраморном, недалеко от Новой Чары, на Дальстрое такой рудник, там железяки всякие старинные с клеймами тех времён, колючка. Это было первое урановое месторождение в СССР. Во время войны его, по-моему, начали разрабатывать. И там сохранились бараки времён ГУЛАГа. Интересно посмотреть, это ведь наша история.

А когда я под Магаданом работал, мы бывали на многих заброшенных рудниках и все оловянные рудники — это старые Дальстроевские лагеря. Это тоже очень интересная штука. Посмотреть, что из себя представляет карцер, это в высокогорной зоне, где уже нет леса, просто кошмар. Каменные здания, мрак. Удивительно, как кто-то вообще выжил в принципе. И там их очень много, вдоль колымской трассы.

Под Токсимо специально лазил, там месторождение хрусталя заброшенное, думал, что там какие-нибудь кристаллы найду. Там действительно много карьеров всевозможных. Несколько дней там рылся, всё исходил, но ничего интересного, только сростки кристаллов такие, невзрачные. А сами места интересные, и забраться в них легко.

— На Сунтаре, на ручье Снежник, ты встречал погребённые окаменевшие лиственницы, пни, очень толстые, в безлесной зоне. Откуда они взялись? Сколько им лет?

Не первый раз такое вижу. На ручье Надежда тоже такие видел, там есть разлив и большая терраса, и из неё вымывает пни, толстенные, однозначно выше зоны леса. У оленеводов тогда спрашивал — откуда они взялись-то? А их из морены вымывает, ещё с тех пор, когда мамонты были. Горят шикарно! Они практически как камень, такие крепкие.

Но не камень, ещё деревяшка.

Интервью с путешественником Сергеем Ермаковым.

— Часто в Сибири встречаешь удивительной формы скалы — ровные линии, будто выложенные гигантские кирпичи древних цивилизаций. Скажи, как геолог, что ты об этом думаешь.

Геологическое строение горных пород так разнообразно, а отдельность и трещиноватость порой так причудлива, что даже при небольшой фантазии, можно вообразить себе всё, что угодно. От Мачу Пикчу до пирамид. Сейчас очень модно в каждой скальной стенке видеть остатки сооружений древних, а лучше инопланетных цивилизацийJ

- Как человек, много где побывавший в глухих уголках, как считаешь, существует ли снежный человек? Приходилось ли тебе встречать следы или слышать рассказы о снежном человеке?

Нет, ничего подобного я не видел и даже рассказов не слышал, хоть это и удивитльно.

— Ты суеверный человек?

Нет, скорее нет, но свечку за успех путешествия перед дорогой лучше всё же поставитьJ

— Вот ты возвращаешься из путешествия, снова попадаешь в цивилизацию, получаешь её блага. Ощущаешь ли ты радость от того, к примеру, что вот теперь вода тёплая из-под крана течёт…

У меня и так вода горячая в душе есть на даче:)

Интервью с путешественником Сергеем Ермаковым.

— Через какое время после возвращения тебя снова тянет в тайгу. Есть ли у тебя такая тяга?

Ближе к лету появляется. Целую зиму я строю дачи, прибиваю дощечки, дышу стекловатой, — в общем, все прелести рабочей жизни. И к весне я с таким удовольствием еду ломиться по этим горам, кустам и буреломам, что просто немыслимо. А к концу лета мне так надоедает ломиться по этим буреломам, что я с удовольствием еду в Москву прибивать дощечки.

Как только солнышко начинает пригревать, так и начинает хотеться в тайгу.

— Ты ощущаешь себя счастливым человеком?

Разумеется! Куда уж счастливее!

— А ты когда-нибудь был за границей, отдыхал?

Никогда. Мне и так хорошо. Многие друзья, которые ездят за границу и которые раньше работали в экспедиции, они говорят: нее, у нас лучше!

Вот такой обычный путешественник Сергей Ермаков, который чувствует себя в тайге, как дома. Никак специально не тренируется. И ходит в путешествие в обычной простой одежде. Без какого-то особенного дорогого снаряжения.

Такое каждому по плечу — было бы желание.

Фотографии Сергея Ермакова.

Беседу вела Марина Галкина.

05.02.2019
12118
Если вам понравилась статья, вы можете нажать “Нравится” и поделиться ей в своих соцсетях или мессенджерах