Интервью с Сергеем Ведениным

Вон висят над чашей долины

Непролившиеся дожди,

Притаившиеся лавины. Ю. Визбор.

«Альпинизм, туризм, фрирайд — занятия, которые представляют потенциальную угрозу Вашему здоровью. Находясь в горах, Вы неминуемо подвергаете себя различным рискам: лавины, камнепады, трещины и другие опасности подстерегают любителей и профессионалов».

«Статистика неумолима: большинство НС происходит в небольших лавинах объемом от 1000 до 50 000 куб. м, а 90% пострадавших в лавинах сами вызвали их сход.» Сергей Веденин «Основы лавинной безопасности. Спасательные работы в лавинах.»

«Когда я рассказываю про фрирайд, я говорю: „Ребята, фрирайд — это не про лыжи, а про горы.“ Ты съехал с трассы 300 м в сторону и это уже история про горы. Что-нибудь случится — от сломанного крепежа до сломанной ноги — и ты уже все будешь делать сам.» С. Веденин.

По отношению к горам, мы все однолюбы. Чем они держат нас? Почему здесь внизу никогда не вспоминаются мучительные подъемы, предательские трещины ледников, лавины и камнепады?..

Вспоминаются только облака, проплывающие под ногами, снег, разлетающийся из-под канта лыж или сноуборда — полеты во сне и наяву. Но мы любим спящего дракона, который в любой момент может проснуться.

Не будите его, а разбудив, будьте готовы к борьбе за себя и товарищей!

Сергей Веденин — Горный гид, Инструктор альпинизма UIAA (ENEQ) (Международная федерация альпинизма и скалолазания (UIAA) и Национальная школа альпинизма Квебека (ENEQ — Ecole Nationale d’Escalade du Quеbec, Canada), инструктор альпинизма 2й категории, аспирант гид по горным лыжам Ассоциации горных гидов России, преподаватель Центральной школы инструкторов альпинизма и УТС Жетон спасение в горах, спасатель, инструктор ски-альпинизма, автор учебных пособий по альпинизму и лавинной безопасности — любезно согласился ответить на наши вопросы.

 — Одно только перечисление всех Ваших званий, специальностей и занятий наводит на мысль, что свою жизнь Вы проводите в горах, и мне очень повезло, что я застала Вас в городе. Это правда? Город — это только редкая передышка, если передышка, конечно?

— В горах работаю, в городе иногда отдыхаю, честно говоря, отдыхать мы с семьей тоже ездим в горы. Не берем гостей, берем ребенка и едем куда-нибудь. Мы стараемся поменьше времени проводить в Москве. Именно поэтому построили дом в Подмосковье. Москва сомнительное место для жизни все-таки.

— А ребенок маленький? У вас ведь девочка?

 — 2.5 года сейчас. Она уже стояла на лыжах. Чуть-чуть в прошлом году. Ей было полтора года, и это было скорее развлечение, больше для родителей. Сейчас я ее спросил, будет ли она кататься. —  «Не знаю… Я про эти ваши горы еще не решила — нужно ли мне это все…»

— То есть у Вас жизнь, о которой мечтают все влюбленные в горы!?.

— Ну, это же вечная история. Когда ты мечтаешь о какой-нибудь жизни, а потом, она становится вдруг реальностью, ты понимаешь, что она такая же суетная, дурацкая сложная, как у всех. Чудес не бывает.

— А какое у Вас было первое образование?

— Бауманка. Инженер по системам жизнеобеспечения летательных аппаратов.

— Класс! А работали по специальности?

— Нет, у меня в то время уже была работа, мы клеили надувные баллоны для катамаранов и рафтов на заказ, делали лодки, гидрокостюмы и другие вещи для сплава по воде. Кстати, в то время Сплав еще делал катамараны и тоже нам что-то заказывал.

-- А как потом все это переехало на горы?

 — Я лет с 18 махал веслом в каяке, и 15 лет делал это фанатично и, в целом, довольно успешно — дошел до маршрутов высшей категории сложности. А потом происходит некий момент, когда понимаешь, что перешел с позиции — не умею, но очень хочется, в позицию — все умею, но перестало торкать. По инерции еще год-другой занимаешься, но радость пропала.

В какой-то момент сходили с друзьями на Эльбрус, потом на следующий год приехали опять на Кавказ, нам друзья спасатели из «Шхельды» провели альпинистские сборы, и дальше я бросил плавать и начал ходить в горы.

Вообще, это было скорее возвращение. С 13 до 18 лет меня отправляли на лето в горы, то есть у всех были пионерские лагеря, а у меня альплагерь Джан-Туган. Долина Адыл-су в то время была для нас уже домашней.

В 2006 году я бросил бизнес, Москву, собрал вещи и уехал жить в горы. К тому времени у меня уже был 1-й разряд по альпинизму, и я катался на сноуборде.

— А в какое место уехали?

— В Приэльбрусье. Я позвонил начальнику, есть такой замечательный человек Череску Игорь Дионисович (он тогда был начальником ПСО «Шхельда»), и попросился к нему на работу, сказал, что хочу работать в горах. Они помялись и взяли, хотя им было это непонятно — денег за работу почти не платили. Так я и проработал в Приэльбрусье спасателем почти пять лет, попутно построил с товарищами хижину на Седловине Эльбруса, и поучаствовал в новом Приюте 11 и т. д.

— Тяжело работать спасателем?

Работа сложная. Мы реально работали 40−50 дней в году по трое суток подряд. Не то, чтобы очень напряженная работа, но все люди ходят в горы, а ты сидишь и ждешь пока что-нибудь случиться. В горы тебя не пускают. Уходить нельзя, нужно быть всегда наготове. Поэтому в горы мы ходили только в сентябре-октябре, что было отдельным развлечением, так как скалы в это время уже присыпаны снегом и холодно.

-Но ведь форму нужно поддерживать…

 — Когда живешь в горах — это получается вполне автоматически. На гору не пускали, но кататься можно было 100 дней в году — денег за канатку со спасателей не берут.

— А что значит аспирант-гид по горным лыжам, какие это дает возможности у нас и за рубежом?

— Лет пять-шесть назад коллеги, которые занимались коммерческими турами: Абрамов (Семь вершин), Зон-Зам (Альпиндустрия), Балаховский, Веселовский и тд, решили начать готовить для себя сотрудников. Была создана Российская Школа Горных Гидов. Долго, сложно, дорого и тяжело учиться, высокие входные требования, но на выходе получается человек, который с очень высокой степенью вероятности не угробит гостей.

 — Это по России только? Горы на нашей территории?

 — В каждой стране есть своя Ассоциация Горных гидов, есть Международная Ассоциация Горных Гидов, есть Стандарт проведения школ. Чтобы получить сертификат не Российских горных гидов, а международный, ты должен отучиться в национальной школе, которая признана, как международная. Для того чтобы школа была признана международной есть ряд требований: должна быть Ассоциация, должна быть зарегистрирована профессия Горного Гида, должен быть некий набор документов и должна быть работающая разумная сертифицированная школа, выпустившая к тому моменту двадцать полных гидов. Полный гид — это гид по альпнизму и гид по лыжам в одном лице. Все здорово. У нас есть такой один — Серега Фурсов. Потому, что в профессии гидов по альпинизму денег сильно меньше, чем в профессии лыжного гида.

 — Почему? Платят меньше?

 — Народу меньше.

— Просто народ не идет в гиды по альпинизму?

 — Чтобы быть полным гидом, нужно быть хорошим лыжником и очень неплохим альпинистом. В целом, это довольно редкое сочетание в наших местах. Поддерживать на хорошем уровне две квалификации альпинистскую и лыжную реально сложно. Ну и востребованность гида по альпинизму меньше.

 — Какие требования, чтобы поступить? Нужно предоставлять документы о своих достижениях и разрядах, подтверждения категорийности походов, в которые ходил?

 — Нет. Список гор, список маршрутов. Когда человек дожил до того уровня, когда ему нужно на школу гидов, он пишет список гор, список маршрутов, указывает, с кем он это делал. Всегда можно позвонить человеку, с которым он ходил и спросить, что мы про этого человека знаем. Этот мир очень компактный и прослойка тонка.

— А лично Вам, что нравится больше, водить группы или учить?

 — Начинал с того, что больше учил, меньше водил. Сейчас я пришел к позиции 50 на 50. Половина программ учебные, половина маршруты. Уже образовался коллектив, который ездит 5-й, 6-й, 7-й, 10-й раз, я их чему мог уже научил. Ребятам просто интересно в хорошем коллективе осваивать новые места.

— А куда вы обычно ездите?

 — Миграция гидов довольно стандартна. Осень — Сибирь (Мамай, Лужба, Шерегеш), потом, Кавказ — Армения, Грузия, другая Грузия (Сванетия), Приэльбрусье, весна — либо Норвегия, либо Европа, потом, к началу лета, обратно куда-нибудь в высокие горы Кавказа — бэккантри.

— Теперь самое страшное и, по-моему, достаточно плохо прогнозируемое! Расскажите о лавинах, пожалуйста.

— Когда мы начинали кататься, мы слышали о лавинах, что они бывают, у меня даже были датчик и лопата. Пока я работал спасателем, я не копал живого человека ни разу. Спасатели живых не копают. Принципиально. Реальное время реакции спасслужбы — 2−3 часа, поэтому — нет, чудес не бывает. Были неудачные годы, когда выходило 7, 8, 10 лавинных спасработ за зиму. Насмотришься, и как-то это не радует, а потом у меня были отличные два года, когда меня два раза покопали из лавины.

— Глубоко?

 — нет, меня всего копали три раза в жизни и всегда очень неглубоко. Очень быстро. Я ни разу не испытывал проблем с дыханием. Меня покопали, и у меня возникло ощущение, что с этим нужно что-то делать. Тут мне повезло и я встретил Игоря Комарова — замечательный человек из Приэльбрусья — я его долго пытал, и он меня чему-то учил. Когда образовалась школа гидов, приехали Канадцы, потом было много всяких людей, которые меня учили. В какой-то момент я немного лучше стал понимать, как это все происходит.

— А интуиция развивается потихонечку?

 — Нет, не интуиция развивается. Интуиция — это опыт. Если люди не катаются, понимаешь, что, отсутствует бэкграунд, на который это все можно положить. Например, в эти выходные на занятиях были ребята снегоходчики. Я могу им дать базу, могу дать спасработы, но у них нет этого ощущения снега под ногами, понимания звука. Им за шумом моторов не слышно, как ломается или меняет свое звучание снег под лыжами.

В целом, прогноз это простая вещь — выкопать лавинный шурф, изучить снежный покров. Любого человека научу за час-другой, и он будет делать это хорошо. Интерпретация того, что увидел в шурфе понятна для человека, который ходил по снегу долго. Лучше всего все складывается, если человек выкопал 50 шурфов под руководством кого-нибудь, а потом еще сделал 100 сам, тогда у него будет некое понимание о том, как это происходит. Это долго. Очень многое дает навык хождения по снегу, топтания снега. Когда ты идешь и видишь, как под ногами хрустнуло и поехало. Если ты хочешь понимать, что происходит, то нужно в этом месте остановиться, выкопать шурфик и посмотреть, почему поехало, тогда в мозгу складывается картинка.

Так и делается. Идешь по склону, видишь лавину, подходишь к краю, копаешь. Это кусок опыта. Если нет времени совсем — выходишь на край, подпрыгиваешь, чтобы хоть что-то понять. То есть опыт надо нарабатывать. Все штуки про интуицию ложатся на огромный опыт.

Еще, когда долго живешь в одном месте, планка опасности падает вообще. Ты склон помнишь наизусть, помнишь ногами, катал каждое место за сезон 10 раз, ощущение, что ты все умеешь, все знаешь и все классно. С одной стороны, действительно знаешь про данный снег много, но возникает ощущение ложной безопасности.

Когда не живешь в одном месте, а приезжаешь на тот же Чегет, например, на две недели, все по другому. Первые 5 дней, я хожу и пытаюсь понять, что вообще происходит. Лавинного прогноза, как такового нет, можно только пойти спросить Комарова, можно пойти спросить коллег-гидов, ребята чего-то расскажут. Одним из гигантских плюсов того, что нас учили в одном месте, является то, что ты можешь разговаривать с людьми на одном языке и можно делиться информацией, так как, если каждый делает тест по своей методике — делиться нечем. На то, чтобы почувствовать себя более-менее уверенно, уходит неделя. На этом месте группа обычно заканчивается, начинаем следующую. Бывают сложные программы, как поездка в Армению в прошлом году — каждый день новая гора, новый маршрут.

— Я читала один ваш отчет по Армении. Вот, например, где-то посередине понимаешь, что снег не тот. И что? Точку невозврата уже прошел, группа хочет пронестись по девственным полям… и что делать?

— Это как раз и есть работа гида — понять, что сейчас безопасно — наверх или, наоборот, развернуться и отваливать вниз. На том вулкане мы поняли, что доверху осталось 100 м, а дальше выполаживается и выскочили наверх по холодненькому. Съехали в кратер вулкана, вылезли обратно, а, когда поехали вниз, склон отпустило — 70 см чвакающей каши до травы. Оно не ушло, лежит, уклон — 30−35 градусов, ровный конус вулкана, 700 м перепада и внизу овраг. Мокрый снег — лавиноопасность по верхнему краю, юго-восточный склон — все, как мы любим, и внизу овраг, так что, если поедет все, тебя там навсегда запрессует. Понимаешь, что — нет, и делаешь бесконечно длинный траверс на юг, пока снег не кончится. Доехали до того места, где на траве лежало совсем немного снега и по этой травке съехали вниз.

Народ в печали: «А что мы не поехали, ведь снегу было много, классно???»

 — Вот! Ведь ведешь группу, а она все время прессует, ей хочется катнуть.

 — Группа прессует — раз, а вторая история, когда подходишь к месту, смотришь вниз, понимаешь, что сюда ехать нельзя, объясняешь группе, она соглашается, объезжаешь стороночкой, а вечером в гостинице встречаешь группу, которая в этом месте съехала. И рассказывают: «Вау! Там так классно, в это место зашли, там такой снег, такая катуха!»

На тебя начинают смотреть. — А что они съехали, а мы? —  Тяжело. это проблема работы гида.

Работа гида — это история про работу с людьми. Технически проблемы есть, но в основном ты «торгуешь» безопасностью и хорошим настроением.

Поэтому я всегда говорю, что есть hard skills, Soft skills и motiveishen. Hard skills — это веревки, железки, лыжи, первая помощь, ориентирование, лавинка — открыл учебник и учись. Soft skills — общение с людьми — педагогика, психология и т. д. — по учебнику не учится, придется заниматься с людьми, motiveishen — нужно создавать мотивацию для людей, которые будут с тобой заниматься и не потерять мотивацию для себя. Работы много и драйв пропадает. Драйв пропал — и все — нечем делиться, надо ловить баланс, чтобы места были интересны не только людям, но и тебе, чтобы было время на восстановление.

 — А альпинизма много остается? Все лето?

 — Нет, альпинизма летом у меня мало. Обычно одни сборы летом и пару сборов осенью и какая-нибудь осенняя Иордания, но Иорданию я нежно люблю… Самое красивое место в Мире!

 — Горная школа Mountschool.ru — это целиком Ваше детище? Расскажите о ней, пожалуйста.

— Есть я, есть некое количество коллег-инструкторов, которые мне помогают в этой работе.

— Какова вообще идея?

 — Мы учим. Ну и водим, конечно, но больше учим. Короткие школы в городе, короткие в горах, длинные в горах. Есть некая система, которая позволяет человеку за 2−3 года достичь определенной самостоятельности. Вопрос в том насколько это надо. В целом, из 100 человек, которые приезжают заняться альпинизмом, 1% станет спортсменами, 15% станет самостоятельными альпинистами, остальные попробуют — не понравится, бросят, попробуют — понравится, но будут ходить с инструктором, с гидом.

Если ты плохой гид — люди к тебе быстро перестают ходить. Все просто. Ты такой гид, как про тебя говорят. Говорят хорошо, значит ты хороший гид.

— Горная школа направлена на все, и на фрирайд и на альпинизм?

 — Есть короткие программы для города. Пара курсов первой помощи, для тех, кто прошел базу, три курса спасательных работ, в Москве удобно проводить технические куски — работа с веревкой, снаряжением, поиск в лавине, курсы первой помощи.

Сейчас катающийся народ уже понял, что нужно покупать лавинное снаряжение — 10 лет вдалбливания и публика пришла к этому, а в альпинизме по-прежнему превалирует идея, что это не нужно.

 — Практически у всех фрирайдеров есть снаряжение, но многие ли занимаются отработкой навыков пользования им?

 — Народ в лучшем случае отрабатывает пробег с датчиком. Датчики за последние пять лет очень выросли в качестве, и поиск с датчиком стал простым даже, если ищешь две-три цели. А вот работу лопатой — никто не отрабатывает. Яма в 2 метра глубиной коллективом из 3- 4-х мужиков копается 8, 9,10, 12 мин, а это на пределе по времени, которое нужно, чтобы спасти человека.

Как-то оптимизировать это невозможно, результат достигается только тренировками, и никак по-другому.

— Тренироваться можно только в горах на лавинных выносах?

 — В Москве у меня получалось тренировать в нормальные года. Например, трехметровый отвал на парковке смерзшийся, отличной консистенции даже хуже, чем лавинный снег, но пусть лучше будет легче, когда это понадобится.

 — Как донести до людей, что это все нужно? Вот, например, подростки насмотрелись красивых роликов на ютуб-е, купили датчики и поехали в горы.

 — Проблема фрирайда — это проблема простоты входа. Съехал с трассы и уже фрирайдер, положил в рюкзак щуп и лопату, прицепил датчик — уже фрирайдер.

Ровно поэтому пока я в Москве, я, как заводная мышь, читаю лекции о лавинной безопасности, во многом, в гуманитарных целях, чтобы объяснить, что жизнь сложнее, чем она кажется, пугаю, показываю страшилки. Хоть что-то…

— Кто больше идет на школу, новички или катающие фрирайдеры?

— Пополам. Очень сложно, когда в одной группе смешиваются новички и не новички, поэтому делишь.

Гудаурская программа — для новичков. Половина какания с канатки, немного ски-тур. Есть возможность сходить пол дня, пропустить день, то есть все мягче.

Армянская программа — уже новичков не брали, потому, что каждый день ски-тур. Но там тоже ски-тур довольно мягкий — широкие поля — не убийственно и не трагично опасно. А вот фрирайд — разведка в Ушгули (Верхняя Сванетия), туда, конечно, новичков не берем.

В Гудаури берем людей на снегоступах. В Ушгули — нет.

 — Только на ски-турах?

 — В анкете есть туристский-альпинистский опыт. Мне сильно проще ходить с людьми, у которых такой опыт есть. Это тоже история про работу гидом. Когда смотришь в анкету, то по анкете — все катаются, как Боги. Начинаешь ехать и … — «Ну вот тем троим хорошо бы поработать над техникой поворотов на трассе.» У меня в прошлом году был отличный курс в Шерегеше (очень повезло в жизни), когда приехали люди одного уровня, и мы отлично занимались связанными поворотами на трассе — фрирайдная программа, точнее, два дня на трассе, потом начали забираться в леса. Спасло то, что они все действительно катались на одном уровне. Было бы в этом коллективе пара бодрых парней, и уже были бы проблемы.

Кроме того, когда с людьми встречаешься, общаешься — все люди нормальные, адекватные и разумные. Это пока все хорошо, а, когда все не очень хорошо, начинаются сложные психологические этюды. Кто-то истерит, кто-то ругается, кто-то ничего не делает, кто-то замерз, у кого-то понос, у кого-то золотуха, и начинается какое-нибудь безумие. С другой стороны, если человек уже ходил в горы и имеет туристско-альпинистский опыт, он уже сталкивался со всякой гадостью и научился с ней бороться, так или иначе. Когда человек осознает, что жизнь сложнее, чем кажется, это сильно упрощает жизнь организатору.

Когда я рассказываю про фрирайд, я говорю: «Ребята, фрирайд — это не про лыжи, а про горы.» Ты съехал с трассы 300 м в сторону и это уже история про горы. Что-нибудь случится — от сломанного крепежа до сломанной ноги — и ты уже все будешь делать сам.

 — Ну да, как минимум уметь передать, где ты находишься. Тоже далеко не все умеют…

 — Да, основная проблема. — Вы где? — Мы на Эльбрусе.

У меня была такая история в декабре. Мальчик взял и дал с вершины не туда, куда договорились, а на 90⁰ влево. В итоге три часа по тайге — пока догнали, пока загнали, пока обложили флажками и загнали обратно. Нервно местами. Зима, тайга, холодно, стемнеет скоро, а он съехал в долину, где никого нет. Пришлось поделить группу пополам — бодрых парней с собой, чуть менее — отправил обратно в домик.

— Сейчас все больше людей стали ходить на фрирайд с лавинными рюкзаками. Понятно, что это очень дорого и не всем доступно, достаточно тяжело его с собой возить, особенно, маленьким девочкам. Но ведь это реальный шанс. Какая система Вам больше нравится, и что можно возить самолетами?

 — Я катаюсь с лавинным рюкзаком.

 — Вопрос о необходимости не обсуждается, хотя это и не всем по карману. А, какой, из сегодняшнего многообразия, лучше?

 — Однозначного ответа нет. У каждой системы есть плюсы и минусы. Рюкзаки JetForce — пока система не до конца отработана. Если ты упал на правый бок — не открывается, если замерзли клипсы — не открывается, после полугода эксплуатации клипсы ломается и подушка разматывается по лесу.

Если нужен рюкзак, который бы срабатывал 10 раз подряд — Arc’teryx Voltair (открывается вверх) — они объемные, здоровые, тяжелые, но многоразовые. Если нужен минимальный вес системы — Arva Reactor.

Ищете минимальный размер спины? —  ABS делает два размера спины.

Если волнует вопрос максимальной защиты — Mammut (воротник, который раздувается из лямок и защищает голову, шею).

Я на эту тему написал здоровую статью, которая лежит на сайте «Спортмарафона»: «Как выбрать лавинный рюкзак» .

 — А возить самолетом уже можно все?

 — Да, все. По правилам все можно, правда, не все об этом знают. Хорошо иметь с собой распечатку правил провоза и дополнительные 15 минут времени на разговор.

— А какие лавинные датчики Вы посоветуете новичкам?

 — Arva Evo — они хорошие, дешевые, безглючные. Хорошие, но чуть дороже — Arva Neo, Pieps DSP Sport, Mammut Element Barryvox.

Если вы хотите самые дорогие или собираетесь работать гидом, покупайте самые верхние датчики системы. Я не советую своим участникам покупать датчики ORTOVOX

— Почему? Их так много сейчас.

 — Часть просто неработоспособны, потому, что думают по две минуты, а часть обладают фантастическими экранчиками, на которых ничего не видно на солнце. В некоторых моделях нет маркировки.

Вообще, если купить датчик подешевле и потратить часть денег и чуть больше времени на тренировки, эффективности будет гораздо больше. Все легко тратят деньги на железки и неохотно на тренировки, что обидно.

— То есть напутствие — идите, ребята, в школы!

 — Необходимо понять, что часть навыков и понимания ситуации приходит от опытного коллектива. Можно описать сложные навыки в книжке. Получится 20 страниц мелкого текста, которые никто, никогда не прочитает

— Какие пожелания к нам, как к производителям одежды и снаряжения?

 — А у вас все хорошо. Наблюдаю динамику процесса, и у вас в одежде приятное развитие. Поларовые курточки приятные пошли, прималофт пошел, что-то там еще пошло. Есть уже на что посмотреть. Я, правда, неохотно ношу камуфляж, но это другой бизнес. Вы начали делать вещи, которые не стыдно и приятно надеть за ценник 30% от импортного. У меня на программах стали появляться люди со Сплавовским снаряжением, лично у меня спальник Компании Сплав — двухместный. Так что, процесс идет.

 — Спасибо огромное за такой полный и интересный рассказ и удачи!

Беседу вела: Юлия Пушкова