Интервью с Сергеем Карпухиным. Фотоэкспедиции к неизвестным ландшафтам.

«Много лет я оставался настоящим волком-одиночкой. Иногда даже сам не верю, что совершил те, по-настоящему, уникальные путешествия в одиночку, о которых мало кто знает. Это ведь не принесло известности. С огнём и водой всё в порядке, но медными трубами никогда не испытывали, видно мне это не нужно. Но потом пришло время меняться. И я вышел в люди. И вы знаете, мне понравилось! Мне понравилось заниматься организацией путешествий для людей, показывать им удивительные места».

— Сергей, расскажи о себе. Откуда у тебя стремление к путешествиям?

Родился я в селе Нордовка, Мелеузовского района, что в Башкирии. С детства была тяга побродить где-то по окрестностям. Природа всегда оказывала на меня какое-то очень сильное воздействие. Простой жёлтый лист, вмёрзший в первый, ещё прозрачный лёд, мог довести до состояния экстаза. И ничего более манящего и притягательного не находил для себя, чем линия горизонта, заглянуть за которую хотелось больше всего на свете. Этим и обрёк себя на жизнь в погоне за уходящим горизонтом. О чём совсем не жалею. Жалею только, что можно было эту погоню устроить как-то более эффективно.
Уже к окончанию школы было понятно, что хочу быть путешественником. Я думал, что геологи — это путешественники. Вот потому-то и поступил в Московский Геологоразведочный институт. Но оказалось всё не совсем так. Но, тем не менее, я доволен, что туда пошёл, потому что это были самые счастливые студенческие годы, и там я обрёл настоящих друзей. В геологии я проработал 6 лет. Но потом начались 90-е годы, да и мне самому захотелось на свободу и с тех пор я, можно сказать, свободный художник. Путешествую. Фотографирую.

— А тяга к фотографированию — тоже с детства?

Да, ещё в детстве готов был не спать ночью, лишь бы посмотреть, как отец колдует над ванночками с проявителями и закрепителями. Короче говоря, фотография всегда была где-то со мной рядом. Куда бы ни ходил, фотоаппарат всегда был при себе. Но это не было главным. И вот об этом жалею больше всего. Ведь раньше надо было серьёзно заняться фотографией.

— Первые твои путешествия были автономными, ты надолго уходил в одиночку по Сибирской тайге. Расскажи, что это были за путешествия?

Был у меня сериал из трёх экспедиций — 5000 км в одиночку.

Я замыслил пересечь всё Среднесибирское плоскогорье, огромную территорию между Леной и Енисеем. Напарника-единомышленника найти не удалось. В результате пошёл один, и мероприятие растянулось на три года. В 1997-м году на лёгкой байдарке прошёл за два месяца 2625 километров по Нижней Тунгуске. В 1999-м было самое интересное, но и самое трудное. По системе рек совершил умопомрачительный маршрут от Нижней Тунгуски в истоки реки Оленёк, длиной около 600 километров, где только вверх по рекам пришлось подниматься 250 километров, и сплавился вниз по Оленьку ещё 700 километров. Здесь установил личный рекорд — 40 дней подряд не встречая человека. Хотя сама экспедиция также длилась почти два месяца. До сих пор ещё не побил этот рекорд, хотя постоянно к нему подбираюсь.

А в 2000-м году ничего более не оставалось, как завершить эпопею, а конкретно — пройти оставшиеся полторы тысячи километров реки Оленёк до моря Лаптевых. Вот так я и стал путешественником-одиночкой.

Река Оленёк

— Это было твоё первое такое путешествие? Какие свои экспедиции считаешь наиболее значимыми?

До Нижней Тунгуски было одиночное путешествие по Алтаю на две недели, но это не считается. Был ещё крутой одиночный поход по Тофаларии. Все описания этих походов есть в моём Живом журнале, там же есть и фотографии.

Агульское озеро

Вот этот комплекс и Тофаларию я считаю самыми своими серьёзными путешествиями. Были ещё не совсем в одиночку, может вдвоём, или с большим количеством человек, но длинные маршруты. Допустим, экспедиция 2012 года — «101 день по Якутии». Это уже пошёл период, когда начались чисто фотоэкспедиции. В экспедиции по Якутии мы отсняли всю Индигирку от Томтора до Момы. Потом был маршрут на лошадях на хребет Черского, у оленеводов жили. Было много именно фото экспедиций. Я, например, ездил, осваивал Момскую наледь, месяц на ней пасся, ожидая погоды, хорошего освещения. Это совершенно другой принцип. Я туристом себя никогда не считал и не считаю. У меня всегда были исследовательские цели. А сейчас конкретно уже перешёл в русло, как я называю, фотогеографических исследований. Это означает, что я визуализирую невизуализированное. Ищу интересные места, ландшафты и с помощью фотографий показываю их людям. И многие ландшафты либо вообще никто не снимал до меня, либо очень мало снимали. И вершина всей этой деятельности — моя экспедиция в Улахан-Сис 2016 года.

— Расскажи поподробнее про Улахан-Сис. Что это за место, чем оно уникально?

Это невысокая возвышенность, которая узкой полосой с запада на восток протягивается в междуречье Индигирки и Алазеи. Эта труднодоступная территория называется кряж Улахан-Сис. Потрясающий останцовый ландшафт.

История такая:

Много лет назад я увидел несколько фотографий якутского биолога Кривошапкина. Он летал на самолёте и проводил учёт дикого северного оленя. И прямо сквозь стекло иллюминатора снял эти останцы. Я много лет думал, как же туда добраться. А они в восточной части этого, протянувшегося примерно на 250 километров кряжа. Как туда попасть, как до них добраться? Начал собирать деньги. Крутил проект на краудфайдинге. Набрал, но мало. Это место — оно труднодоступное. Ближайший населённый пункт — посёлок оленеводов Андрюшкино. Только зимой он имеет сообщение, дорогу какую-то. А летом туда добраться можно только вертолётом. Мы планировали доехать туда в апреле на снегоходе со Среднеколымска. Но это оказалось очень дорогостоящее мероприятие, подходящей суммы в результате мы не набрали.

Но в процессе того, как я готовился к этой экспедиции, я изучал карты. И увидел, что в западной части — там тоже обозначены треугольнички — скалы.

И я подумал, что в этой части тоже может быть что-то похожее. А ведь она более доступна. У Кривошапкина спрашиваю — ты там не летал случайно? Нет. И фотографий оттуда вообще нет. А ведь это всего в тридцати километрах от Индигирки! Можно сплавиться летом и дойти до этих мест пешком. Так я и решил сделать. И когда я туда шёл, я совсем не представлял, что там я увижу.

К тому времени я начал проводить коммерческие фототуры. Я уже 2 года этим зарабатываю. А у меня как раз так получалось, что я проводил тур в Моме. А после тура, когда я отправил людей домой, ко мне прилетел напарник. И мы решили — не лететь же из Момы в Белую Гору через Якутск. Это же такие крюки, расходы. Надо прямо отсюда и плыть по Индигирке. 600 километров проплыли на катамаране за 10 дней.

И когда я пришёл туда и всё увидел, у меня был шок. Как это — вот это никто не видел?! Про это никто не знает?! Не может быть!

Я приехал, опубликовал фотографии и по миру пошёл большой шум. На каких-то американских сайтах публиковались мои фотографии, я занял в каких-то рейтингах третье место.

Эти фотографии я публиковал в своём живом журнале, все могут их увидеть.

Но пока я добрался только до западной части массива Улахан-Сис. В апреле планирую снять эти останцы в зимнем варианте. Если получится с северным сиянием — это вообще будет сенсация.

— А ты зарабатываешь продажей таких фотографий?

Фотографии практически не продаются. То есть фотография — это лишь офигительная побудительная причина пойти в те места со мной. Когда люди видят такую фотографию, у них течёт слюна, и они идут. Просто без фотографий они туда не пойдут. Их туда без таких фотографий не заманить.

Туристы едут туда и чтобы увидеть это, и, ещё чаще, чтобы тоже снять такое. Вот в апреле со мной практически все едут фотографы. А если с сев сиянием — это вообще вершина для фотографов.

— В каких местах ты планируешь проводить свои экспедиции?

Основная концепция моих фотоэкспедиций — неизвестные ландшафты.

— А где и как ты их находишь?

Информации мало, но она есть. Главное сейчас — попасть в восточную часть Улахан-Сис. Есть ещё похожие останцовые ландшафты на Чукотке, это между Певеком и Биллингсом. На мысе Шалаурова изба. Но там они послабее эти останцы, нежели на Улахан-Сисе.

— И что — неужели эти останцы ещё не засняты?

Профессионально, нет. Понимаешь, тут надо отличать две серьёзные вещи. Профессиональность и непрофессиональность съёмки — это важные вещи. Это не то, что ты пришёл и снял. Если ты делаешь это профессионально, ты должен снять это в правильное время, дождаться правильного состояния. Вот чем отличается профессиональная съёмка от фотофиксации. Профессиональные фотографы это понимают. Фотография должна возбуждать чувство: «О, я туда хочу!» Например, когда я вижу хорошо снятый ландшафт, меня туда манит, и я вижу, что это работает и с другими людьми.

— А ты устраиваешь фотовыставки?

Выставки я не устраиваю, потому что, на самом деле, это очень дорогие проекты.

Сейчас будет выставка в Москве «Первозданная Россия», я там буду участвовать. Но меня там очень скромно представляют. Будет несколько моих работ на якутском стенде.

Везде всегда существует какой-то междусобойчик. Если ты в него не входишь, тебя оттесняют. Но сейчас меня уже трудно стало не замечать

— Где ты публикуешь свои фотографии?

У меня достаточно раскрученный блог в ЖЖ. У меня уже достаточно развита целевая аудитория, много поклонников, которые отслеживают мои работы. Это мои болельщики. На них всё держится на самом деле, без них — никак.

— Как донести красоту до новых людей?

Только так, потихоньку. Через интернет. Сейчас ведь есть такая возможность. Мир открыт. Меня уже и за границей знают. Кстати, после публикаций фотографий останцов в 2016 году, сильно возбудились скалолазы, писали мне, достаточно известные, со всего мира. И сейчас, летом я поведу туда австрийскую группу. Один австрийский скалолаз хочет сделать восхождение на те останцы, хочет быть первым. Остальные будут его снимать.

— Что можно сравнить с этими останцами. Они похожи на известные Красноярские столбы?

Да. Похоже генезис там тот же. Они того же состава, это граниты. Всё эти останцы формируют эрозионные процессы. Чем севернее, тем больше работает морозное выветривание. А так — ветер, температурные градиенты. А в зародыше — это какая-то неоднородность в породе всё это формирует. И эти эрозионные процессы эту неоднородность на поверхность выводят. Всё это протяжённый, однородный по происхождению гранитный массив. Но почему-то здесь есть эти останцы, а где-то в других местах — нет.

А ещё возбудились товарищи, которые не верят, что все ландшафты Земли созданы силами Природы. Они считают, что такое могут создать только разумные существа, а Природа на такое не способна. Я с ними постоянно ругаюсь. Поверьте, говорю я им, что природа в творческом плане превосходит человека. Обратитесь к накопленным знаниям. Почему вы их отвергаете?

— У тебя были проекты — жить долго в каком-то районе и делать вылазки в окрестные красивые места.

Да, 2012-й год — 101 день по Якутии. Месяц провёл на большой Момской наледи. Был сплав по Индигирке, вылазка на хребет Черского. Озеро Тобандя. Три недели жили в стаде у оленеводов. 6 дней шли туда на лошадях. В бригаде были и якуты и эвены. Мне часто приходилось общаться с местными жителями.

Сейчас серьёзно пошла тема — знакомство с жизнью ямальских оленеводов. Сейчас в феврале китайцев туда везу.

Там у меня знакомые семейства ненцев, к которым я привожу людей в гости. Едем от Салехарда на снегоходе, живём в чуме, снимаем. Материалы очень хорошие получаются. Интерес даже больше вызывает среди иностранных туристов.

— А они от такого бизнеса не становятся немного ненастоящими? Не совсем натуральными.

Пока ещё не становятся. И я стараюсь этот момент как можно на дольше оттянуть. Конечно, риск есть, и рано или поздно они, конечно, станут не совсем настоящими, и ничего с этим не сделаешь. Но пока они натуральные, под туристов не адаптированные. Но уже готовы принимать людей и брать за это деньги.

Ещё пошла тема с Кавказом. Полезли такие регионы, которые раньше были опасные. Ингушетия, Дагестан, Чечня. Осетия мне давно знакома. Именно в ландшафтом плане. Там очень красивые места.

— Как сейчас проходят ваши туры? Вы живёте в палатках, идёте пешком?

Пешком — это только тур на Улахан-Сис. Там просто иначе никак. А так я стараюсь избегать вариантов с тасканием рюкзаков. Это вариант совсем не коммерческий. Люди, которые готовы на такие маршруты, они не готовы заплатить деньги. И второе, то, что этот формат не удобен для фотоэкспедиционного направления. Если тащить на себе всю фотоаппаратуру — далеко не уйдёшь.

— Сколько у тебя весит твоя аппаратура? Как ты всё таскаешь?

15 килограмм.

Три года экспедиции, тогда, когда был проект пересечения Среднесибирского плоскогорья — шёл вверх по рекам и волоки, там было от 100 кг. Ходил челноком. По Тофаларии тоже очень автономный маршрут. В начале было 85 кг. Долго челноком шёл в две ходки. По Сунтару в верховья вдвоём шли и в первую неделю в три ходки всё таскали. Три километра в день пройдёшь — уже нормально считали. 180 кг на двоих у нас было тогда. Но потом что-то даже повыбрасывали. Неделю в три ходки шли, потом — в две.

— На каком экспедиционном снаряжении ты не экономишь, считаешь особенно важным?

Я бы не сказал, что у меня что-то там особенно крутое. Всё более менее стандартное. Сейчас возникает необходимость под зимние экспедиции подбирать некоторое снаряжение. Не буду экономить на обувь типа Сорел или Бафин,

— Какие места ты любишь больше всего, считаешь самыми красивыми?

Сейчас это для меня Якутия. Вся, целиком. Хотя там к чужакам относятся с некоторым недоверием, сейчас я там уже имею вес.

В Якутии я сделал так много, много рассказывал об этом регионе, создаю его положительный имидж, что способствует развитию там туризма. Мне пишут письма о сотрудничестве. Переписывемся сейчас с советником при президенте Якутии, думаем, как взаимодействовать.

Ещё я люблю плато Путорана. Уже ездил туда, но хочу вернуться. Есть мысли сделать это формате фототура, привезти туда людей.

Котуй, Котуйкан, Маймеча — это ландшафтные шедевры. Но они труднодоступные. Хочу сделать туда ландшафтные экспедиции и всё там нормально заснять.

—  Сейчас много предложений фототуров. Как ты выдерживаешь конкуренцию? Хватает ли тебе средств на реализацию твоих творческих планов?

У меня такой эксклюзив в фототурах, что рядом нет никого.

Тема северных сияний для меня достаточно важная. Те же оленеводы Севера, посещение их как раз сочетается и со съёмками северного сияния.

Надо двигаться дальше, не стоять на месте. Давно созрела ситуация, что я могу выпустить фотоальбом и даже не один, с текстами. С фотографиями. Региональные или авторские, про мои путешествия. По Якутии альбом точно могу издать. Идти и стучаться куда-либо — это обычно не работает. Надо, чтобы ситуация дозрела, чтобы к тебе пришли с предложением издать. Я жду и надеюсь, что такая ситуация скоро назреет. Но материала уже достаточно.

Я не могу сочетать бизнес и творчество, потому что у меня нет богатого бизнеса. Я свободный художник. Мне надо думать, как с голоду не помереть, и при этом выполнять творческие задачи.

Хотелось бы иметь такие возможности, чтобы организовывать полноценные фотоэкспедиции, чтобы это был формат не коммерческого тура. С последующим использованием материала для публикации. Для издания фотоальбомов.

— А пробовал добывать деньги на творческие проекты другими способами?

Как-то ко мне пришёл человек, давно мне известный приятель, который занимался бизнесом мамонтовой кости. Он имеет официальные квоты на вывоз бивня. Он дал мне денег на проведение экспедиции по поиску бивня, я купил вездеход, снаряжение и отправился в Момский район Якутии, который очень хорошо знал. Я провёл экспедицию, исследовали всю эту территорию, но мы ничего там не нашли. Видимо, в том районе просто нет таких захоронений. Всю технику передал в Усть-Янский район.

И я понял, что сверху мне «добро» не дали. Это не моё. Даже в начале, когда я только это готовил, было много предупреждающих знаков: куда ты едешь? Даже, когда вёз вездеход из Якутска на грузовике в Хонуу, улетели в кювет, вездеход упал. Были незамерзающие наледи на зимнике — реке Индигирке, ждали, когда встанет лёд. Приключений хватило.

Теперь я понимаю, что всё к лучшему, иначе я не занялся бы тем, чем занимаюсь сейчас: фотогеографическими исследованиями.

А сейчас для меня главное — привлечение людей. И они и являются спонсорами моих творческих проектов, да и своих тоже. И получается, я помогаю им творчески воплотиться, а они мне. Этакий симбиоз получается.

— Сколько времени в году ты проводишь в путешествии?

В 2017 году — 10 походов было. 10 дней — 2 недели каждый. А Якутский заход был вообще сплошной. Я в июне уехал и в сентябре только вернулся. 5 походов было по Якутии. Из одного в другой перескакивал. Неделю только в Якутске провёл, а так — всё время в походах.

— Может, какой-нибудь особенный экстремальный или необычный случай вспомнишь?

В экспедиции, самой тяжёлой, когда я дошёл до посёлка Оленёк, я жил там неделю у одной бабушки, а на следующий год, когда готовился к третьему этапу, удивительный случай произошёл. Уже три недели до вылета было, в Москве спускаюсь в метро. И там встречаю эту бабушку! Представляешь? А у меня в руках журнал с прошлогодней экспедицией. Вероятность встречи — 1 из миллиарда. А она с внучкой приехала в санаторий!

А вообще просто напряжённые моменты часто в экспедициях случаются. Особенно в моих длительных автономных были такие случаи. Например, когда на волок к Оленьку шёл.

Отступление на тему «Каков он, путь к волоку» словами из дневника самого героя:

«Решено было идти дальше по Мойеро до устья Мойерокана, а затем подняться по нему к месту оптимального маршрута для волока к истокам Оленька.

Река Мойеро в верхнем течении

И вот когда река, бегущая здесь на север, прошла полярный круг, а затем повернула на запад, по берегам появились скалы, а вода задвигалась еще быстрее. Потом за горой послышался сильный грохот, напоминающий движущийся на крейсерской скорости поезд. Холодок закрался в сердце. Сомнений в предстоящем быть не может. За очередным поворотом показались невысокие черные скалы. От них отвалились огромные камни и загородили реку. Коричневая вода, принесенная с окрестных болот с ужасающим ревом неслась через них и между ними, выбрасывая вверх фонтаны брызг. Заранее причаливаю к левому берегу и иду просматривать. Картина ужасающая, но внимательный просмотр успокаивает. Правда другой берег кажется более перспективным. Возвращаюсь и переплываю на правый берег, подхожу ближе к порогу. Здесь причаливаю и начинаю осторожно вести байдарку с прибрежных камней, стараясь не дать захватить ее потоку. Где-то приходиться влезать на скалу и вести с нее. Так постепенно, борясь за каждый метр, удается уйти ниже, к спокойной воде.

Совершённое возбуждает и радует. Но что еще впереди? В этот же день пришлось пройти еще один такой порог. Следующий день также не дал расслабиться.

Здесь было не до фото, удалось сделать только одну фотогрфию с высоты скал на обносе.

Знакомые уже по прошедшим порогам черные долеритовые скалы, возносясь здесь высоко, прямо к моросящим тучам, перекрыли всю реку. И вода сначала, как будто в сомнении, останавливается, а затем бешено разгоняясь, устремляется с грохотом в узкий проход между высоченными стенами, заваленный огромными глыбами. Первое впечатление не оставляет сомнений в необходимости обносить.

Тоскливо оглядываю высокие горы вокруг, поросшие густой и мокрой тайгой. Мойерокан кажется далеким и недосягаемым, хотя по расчетам уже ожидался сегодня. Долго просматриваю порог, изучая возможность прохода у правой стены. Прислушиваюсь к собственным ощущениям. Инстинкты упираются, не позволяя решиться на это. Но в глубине какое-то чувство говорит, что это реально, и мне позволено. И вот я влезаю в эту «адскую трубу». Теперь путь только вперед. Вернуться назад или уйти на берег невозможно. Там, где лежат оторванные от скал глыбы, влезаю на них и тщательно провожу байдарку, не давая захватить ее беснующемуся рядом потоку. Если это случиться, драгоценный груз мне не удержать. Но не везде такая техника проходит, где-то приходится сидя в байдарке пробиваться рядом с отвесной стеной. Все-таки через некоторое время удается уйти ниже грохочущей бездны. Больше всего почему-то после этого поражает тишина.

Без сомнений этот день оказался апогеем всей экспедиции. Через несколько километров все повторилось в еще более ужасном виде. Те же самые, но еще более высокие черные скалы нависли над рекой. Тонны воды, сжатые узким ущельем неудержимо валятся каскадами через огромные каменные глыбы, бешено закручиваясь, ревя и взбрасывая к небу массы брызг. Ущелье плавно изгибалось вправо и конца его увидеть так и не удавалось, как высоко я не взбирался на скалы. Все просмотры убеждали, что риск весьма велик. Несколько раз уже окончательно решал обносить порог. Работы не меньше, чем на день. Может быть даже придется разобрать байдарку. Вновь пытаюсь разобраться в собственных ощущениях. Трудно пробиться сквозь инстинкт самосохранения. Но где-то в глубине улавливаю неясный голос разрешения. Верить ли ему? Призываю все силы, хранящие меня, и вперед, в бой.

река Мойерокан

Так уж устроена нервная система. В экстремальных ситуациях память оставляет в себе только лишь отдельные моменты. Время, то растягивается до бесконечности, то сжимается так, что все мои движения кажутся слишком медленными. Вот я неудержимо соскальзываю с камней и погружаюсь полностью в воду. Правая рука мертвой хваткой держит весло, левая автоматически выдергивает за веревку байдарку, захваченную уже было безжалостным потоком. Вот быстро седлаю байдарку и пытаюсь пробиться вдоль отвесной стены. Будто кипящая, не знающая, куда ей двигаться вода носит меня, как щепку, бьет о скалы, разворачивает задом наперед. Встречные потоки не пускают вперед. И так много, бесконечно много раз. Но наконец-то все кончилось, стены расступились, вода успокоилась".

— Ходишь с ружьём?

Да. Но я не охотник, не рыбак. Один раз только пришлось отпугнуть медведя и то так, для профилактики. Не было опасных моментов. Обычно они всегда уходят. Медведь, бывало, может сделать прыжок навстречу и всё.

На полуострове Кони жил некоторое время, снимал. Там полно было встреч с медведями. Как-то иду по побережью, слышу, звуки, будто на варгане кто-то играет. А людей-то тут нет, ничего не понимаю. И тут появляются два медведя. Один прыжок в мою сторону сделал. Я под ноги ему сигнальную ракету, они убежали. Я дальше иду по тропе и тут понимаю, откуда этот звук доносился: там раньше триангуляционный пункт был, и от него остались только две палки, которые из земли торчат. Они такие засаленные, в шерсти и прямо через них тропа идёт. И видно, что медведи туда подходят и дёргают за эти дрыны, и звук такой получается, как от варгана. Нравится им, видимо.

На обратном пути, когда шёл через него, ещё одного такого музыканта встретил.

— Не голодал?

Не помирал, но дефицит калорий точно был. Гастрономические мысли всё время покоя не дают. Вроде не помираешь с голоду, а мысли о еде покоя не дают.

-Как считаешь, из каких экспедиций ты привёз свой самый значимый по твоему мнению шедевр.

Не скажешь так однозначно. Одно любимое место у меня есть на Индигирке в районе впадения Чибагалаха. Это недалеко от Хоннуу, 100 км выше. Эту часть я хорошо уже отсянял. Два раза уже провёл там фототуры, и раньше там бывал. И оттуда много хороших пейзажей у меня снято.

— Где можно прочитать о твоих путешествиях, узнать, какие туры предлагаешь?

Лучше смотреть в моём Живом Журнале. Там всё более систематизировано, чем в других соцсетях. Если в верхний пост зайти — там всё структурировано.

Фотографии и там ест, и в Инстаграме. Инстаграм — это соцсеть, созданная для публикации фоточек. С телефонов. Но он настолько стал популярным, что теперь там публикуют фотографии и серьёзные фотографы.

— Какие у тебя ближайшие планы?

В апреле — тур на Улахан-Сис.

Прилетаем в Белую Гору, из Якутска туда авиарейсы. Потом заброска в заброшенный геологический посёлок Похвальный. Там два жителя осталось. И — к останцам.

Фотографии Сергея Карпухина

Беседу вела Марина Галкина